Он выпрямился на табурете.
— Давайте поужинаем и вернемся к нашей истории.
Он взглянул на Хрониста, приподняв бровь.
— Если ты, конечно, все еще хочешь продолжать.
Хронист непонимающе уставился на него.
— Реши, — озабоченно сказал Баст, — тебе плохо!
Он потянулся к нему.
— Дай зрачки посмотрю!
— Да нет у меня никакого сотрясения, Баст! — раздраженно ответил Квоут. — У меня сломано четыре ребра, звенит в ушах и зуб шатается. И несколько мелких ссадин под волосами, которые выглядят серьезнее, чем на самом деле. Из носа кровь идет, но он не сломан. И завтра я буду разукрашен синяками, что твой гобелен.
Квоут снова слабо пожал плечами.
— Ничего, бывало и хуже. К тому же они напомнили мне о том, что я едва не забыл. Наверно, стоило бы их поблагодарить за это.
Он задумчиво пощупал свою челюсть, повозил языком во рту.
— Хотя не могу сказать, что я им особенно благодарен.
— Реши, швы наложить надо! — сказал Баст. — И дай я что-нибудь сделаю с этим зубом.
Квоут слез с табурета.
— Да нет, просто несколько дней буду жевать другой стороной.
Баст взял Квоута за руку. Глаза у него потемнели и сделались жесткими.
— Реши, сядь.
Это была отнюдь не просьба. Его голос сделался низким и резким, как далекий раскат грома.
— Сядь! Ну?!
Квоут сел.
Хронист одобрительно кивнул и обернулся к Басту.
— Чем я могу помочь?
— Не путайся под ногами! — резко бросил Баст. — И не давай ему вставать, пока меня не будет.
Он устремился наверх.
Ненадолго воцарилась тишина.
— Сослагательное наклонение, значит… — сказал Хронист.
— Совершенно бесполезная штука, — сказал Квоут. — Это в лучшем случае. Бессмысленное усложнение языка. Меня это оскорбляет.
— Ну, брось! — возразил Хронист, судя по всему, несколько задетый. — Сослагательное наклонение есть душа предположения. В умелых руках…
Он осекся: в комнату ворвался Баст, гневно хмурясь, с деревянной шкатулкой в руках.
— Воды принеси! — властно сказал он Хронисту. — Из бочки с дождевой водой, а не из насоса. Еще мне нужно молоко с ледника, немного подогретого меду и широкая миска. А потом убери весь этот бардак и не путайся под ногами.
Баст промыл ссадину на голове Квоута, потом вдел собственный волос в костяную иглу и наложил на кожу трактирщика четыре тугих шва, ровных, как у портнихи.
— Открой рот! — приказал Баст, заглянул внутрь, нахмурился, потрогал пальцем один из коренных зубов и кивнул.
Он протянул Квоуту стакан с водой.
— Прополощи рот, Реши. Сделай это пару раз, воду выплюни обратно в стакан.
Квоут повиновался. Выплюнутая вода была красна как вино.
Хронист вернулся с бутылкой молока. Баст понюхал его, потом плеснул немного в широкую глиняную миску. Добавил туда большую ложку меда, хорошенько размешал. Наконец он окунул палец в стакан с кровавой водой, вытащил его и уронил в миску одну каплю.
Баст еще раз все хорошенько размешал и протянул миску Квоуту.
— Отхлебни этого, — велел он. — Смотри не глотай. Держи во рту, пока я не скажу.
Квоут с любопытством наклонил миску и отхлебнул молока.
Баст тоже отхлебнул из миски. Потом надолго зажмурился. Лицо у него сделалось очень сосредоточенным. Потом открыл глаза, поднес миску ко рту Квоута и ткнул в нее пальцем.
Квоут выплюнул свой глоток молока. Он был абсолютно, безукоризненно белым.
Баст поднес миску ко рту и выплюнул молоко. Оно было пенисто-розовым.
Глаза у Квоута расширились.
— Баст, — сказал он, — зря ты…
Баст резко отмахнулся. Глаза у него по-прежнему были жесткими.
— Я не спрашивал твоего мнения, Реши.
Трактирщик отвел взгляд. Ему было не по себе.
— Это куда больше, чем от тебя требуется, Баст.
Черноволосый юноша подался вперед и мягко коснулся щеки своего наставника. На миг он стал усталым, смертельно усталым. Баст медленно покачал головой, глядя на него насмешливо и горько.
— Дурак ты, Реши, — сказал он.
Он отвел руку, и усталость исчезла. Баст указал на Хрониста, ожидавшего за стойкой.
— Тащи жратву!
Указал на Квоута.
— Давай, рассказывай дальше!
Квоут развернулся на пятке, подошел к креслу, что стояло у очага, и воссел на него, словно на трон. Дважды резко хлопнул в ладоши.
— Ну, развлекайте меня! — сказал он, широко, безумно улыбаясь. И даже издалека, от стойки, обоим было видно, что на зубах у него кровь.
Хотя мэр Левиншира, похоже, одобрил то, как я обошелся с фальшивыми актерами, я понимал, что на самом деле не все так просто. Согласно железному закону, я был виновен по меньшей мере в трех вопиющих преступлениях, каждого из которых было достаточно, чтобы меня повесить.
Увы, мое имя и внешность были известны всему Левинширу, и я опасался, что слухи об этих событиях обгонят меня в дороге. Если это случится, вполне может оказаться, что в одном из городков по пути местные констебли пожелают исполнить свой долг и посадят меня под замок до тех пор, пока не прибудет странствующий судья, дабы решить мою участь.
Так что я торопился как можно быстрее попасть в Северен. Два дня я быстро шел пешком, потом сел в почтовую карету, идущую на юг. Слухи разлетаются стремительно, но их все-таки можно опередить, если ты готов путешествовать быстро и спать мало.
Через три дня тряской езды я прибыл в Северен. Почтовая карета въехала в город через восточные ворота, и я впервые увидел ту железную клетку, о которой рассказывал Бредон. Зрелище побелевших костей меня отнюдь не успокоило. Маэр уморил человека в клетке за обычный разбой. Что же он сотворит с тем, кто убил на дороге девять странствующих актеров?