И, чтобы не вдаваться в печальные подробности, скажу в трех словах: ректором назначили Хемме. После того как первое потрясение прошло, стало очевидно, почему так случилось. Килвин, Арвил и Лоррен были чересчур заняты, чтобы брать на себя дополнительные обязанности. То же, хотя и в меньшей степени, касалось Мандрага и Дала. Оставались Элодин, Брандье и Хемме.
Элодин в ректоры не хотел и в целом считался слишком непредсказуемым для этого поста. Ну а Брандье всегда смотрел в ту сторону, куда дул Хемме.
И вот Хемме занял кресло ректора. Меня это, конечно, расстроило, но на мою повседневную жизнь особо не повлияло. Единственное, что я предпринял, — это решил, что отныне мне следует стараться не нарушать ни одного из университетских правил: если я окажусь на рогах, голос Хемме против меня сделается вдвое весомее.
Приближались экзамены, а магистр Эрма по-прежнему был слаб и страдал от приступов лихорадки. Поэтому я принялся готовиться к своим первым экзаменам с Хемме в качестве ректора, чувствуя внутри тошнотворный страх.
На вопросы я отвечал с той же виртуозной тщательностью, что и в предыдущие две четверти. Я запинался, делал небольшие ошибки, с расчетом на то, чтобы плату мне назначили талантов в двадцать или около того. Достаточно, чтобы немного заработать, однако не так много, чтобы выглядеть идиотом.
Хемме, как всегда, задавал вопросы с двойным дном или сбивающие с толку, нарочно предназначенные для того, чтобы поставить меня в тупик, но тут ничего нового не было. Единственным серьезным отличием было то, что при этом Хемме постоянно улыбался. Самой неприятной улыбкой.
Магистры, как всегда, принялись совещаться вполголоса. А потом Хемме назвал плату: пятьдесят талантов. Очевидно, ректор имел больше веса в таких вопросах, чем я думал.
Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться, и я напустил на себя глубокое уныние. С этим унылым видом я спустился в подвалы Пустот, где сидел казначей. Когда Рием увидел, какую плату мне назначили, глаза у него заблестели. Он скрылся в задней комнате и пару секунд спустя вернулся с конвертом из плотной бумаги.
Я поблагодарил его и вернулся домой, к Анкеру, сохраняя по пути все то же угрюмое выражение. Затворив за собой дверь, я вскрыл увесистый конверт и вытряхнул на ладонь его содержимое: две блестящие золотые марки, ценой в десять талантов каждая.
Я расхохотался. Я ржал до слез, до боли в боках. Потом я надел свой лучший костюм и созвал друзей: Вилема и Симмона, Фелу и Молу. Я отправил мальчишку-посыльного в Имре с приглашением Деви и Трепе. Потом я нанял карету, запряженную четверкой, и мы все поехали в Имре.
Мы заехали в «Эолиан». Денны там не было, но мы прихватили вместо нее Деоча и отправились в «Королевский герб», заведение, которого ни один уважающий себя студент себе позволить не мог. Привратник смерил нашу разношерстную компанию пренебрежительным взглядом, словно собираясь возразить, но Трепе нахмурился самым что ни на есть аристократическим образом и благополучно провел нас всех внутрь.
И мы устроили великолепный кутеж, подобного которому я с тех пор, считай, и не видывал. Мы ели и пили, и я радостно платил за все сполна. Единственная вода на столе была та, что в мисках для мытья рук. В наших бокалах плескались только старые винтийские вина, черный скаттен, прохладный медеглин, сладкий бренд, и каждый тост, что мы поднимали, был за глупость Хемме.
Квоут перевел дух и кивнул про себя.
— Давайте на этом и остановимся, — сказал он. — У меня впервые в жизни звенели в карманах деньги. Я был окружен друзьями. Хороший конец на ночь.
Он машинально потер руки, рассеянно массируя левую правой.
— А если мы продолжим, там все опять будет слишком мрачно.
Хронист взял небольшую стопку исписанных страниц и постучал ею по столу, чтобы выровнять, а потом уложил сверху последний недописанный лист. Он открыл свой кожаный портфель, вытащил ярко-зеленый венок из остролиста и сунул бумаги внутрь. Потом закрыл чернильницу и принялся разбирать и чистить ручку.
Квоут встал и потянулся. Потом он собрал пустые тарелки и кружки и понес их на кухню.
Баст сидел с неподвижным лицом. Он не шевелился. Кажется, даже почти не дышал. Через несколько минут Хронист принялся поглядывать в его сторону.
Квоут вернулся в зал и нахмурился.
— Баст! — окликнул он.
Баст медленно повернул голову и посмотрел на человека за стойкой.
— Поминки по Шепу все еще продолжаются, — сказал Квоут. — Прибираться нынче особо не придется. Может, сходишь, застанешь конец поминок? Тебе там будут рады…
Баст призадумался, потом покачал головой.
— Не думаю, Реши, — сказал он ровным тоном. — Я не в настроении, честно.
Он встал со стула и побрел в сторону лестницы, не глядя в глаза ни Квоуту, ни Хронисту.
— Пойду лягу.
Его гулкие шаги постепенно затихли, потом раздался звук закрывшейся двери.
Хронист проводил его взглядом, потом обернулся и посмотрел на рыжего человека за стойкой.
Квоут тоже смотрел в сторону лестницы, взгляд у него был озабоченный.
— У него просто был тяжелый день, — сказал он так, словно обращался не только к гостю, но и к себе самому. — Завтра с ним все будет в порядке.
Квоут вытер руки, обошел стойку и направился к входной двери.
— Тебе больше ничего не нужно, прежде чем ты пойдешь спать?
Хронист покачал головой и принялся собирать ручку.
Квоут запер входную дверь большим латунным ключом и обернулся к Хронисту.