Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 207

К оглавлению

207

Хронист выразительно огляделся.

— По-моему, этот трактир пока не горит.

Баст посмотрел на него, словно не веря своим ушам.

— Да весь мир горит! — сказал он. — Разуй глаза!

Хронист нахмурился.

— Даже если забыть обо всем остальном, — упрямо сказал он, — Фелуриан его отпустила. Она же знала, что он разговаривал с Ктаэхом, уж наверное, она бы не выпустила его в мир, не найдя способа предупредить последствия его влияния.

Глаза Баста просветлели при этой мысли, но почти сразу снова потухли. Он покачал головы.

— Не ищи глубины в мелком ручье, — сказал он.

— Я тебя не понимаю! — заявил Хронист. — Какие у нее могли быть причины его отпускать, если он действительно опасен?

— Причины? — переспросил Баст с угрюмой насмешливостью. — Какие там причины! Фелуриан не нужны никакие причины. Она его отпустила просто потому, что это льстило ее гордости. Она хотела, чтобы он вернулся в смертный мир и пел ей хвалы. Рассказывал о ней легенды. Тосковал по ней. Потому и отпустила.

Он вздохнул.

— Я же тебе уже говорил. Мой народ не отличается рассудительностью.

— Быть может, — сказал Хронист. — А может быть, она просто признала, что пытаться обойти Ктаэха бесполезно.

Он махнул рукой.

— Если, что бы ты ни сделал, все выйдет плохо, можно с тем же успехом делать, как тебе хочется.

Баст довольно долго сидел и молчал. Потом кивнул, сначала слабо, потом уверенней.

— Ты прав, — сказал он. — Если все равно все кончится слезами, я буду делать что хочу!

Баст окинул комнату взглядом и внезапно поднялся на ноги. Немного пошарив, он нашел брошенный на пол теплый плащ. Как следует встряхнул его, накинул на плечи и подошел к окну. Потом остановился, вернулся к кушетке и, порывшись в подушках, извлек бутылку вина.

Хронист выглядел озадаченным.

— Ты куда? Возвращаешься на поминки по Шепу?

Баст остановился на полпути к окну — его как будто удивило, что Хронист все еще здесь.

— Я по своим делам, — сказал он и спрятал бутылку под мышкой. Потом открыл окно и перекинул ногу через подоконник. — Не жди меня.

* * *

Квоут решительно вошел к себе в комнату и закрыл за собой дверь.

И принялся хлопотать. Выгреб из камина остывший пепел, положил дрова, разжег огонь толстой красной серной спичкой. Достал второе одеяло, расстелил его на своей узкой кровати. Слегка нахмурившись, поднял мятую бумажку, упавшую на пол, и вернул ее на стол, к двум другим смятым листам.

Потом, почти нехотя, он подошел к изножью кровати. Перевел дух, вытер руки о штаны и опустился на колени перед стоявшим там черным сундуком. Положил обе руки на выпуклую крышку и закрыл глаза, словно прислушиваясь. Его плечи шевельнулись — он попытался приподнять крышку.

Ничего не произошло. Квоут открыл глаза. Его губы сложились в мрачную гримасу. Руки снова зашевелились, потянули сильнее, напряглись и, наконец, сдались.

Квоут с неподвижным лицом встал и подошел к окну, которое смотрело на лес за трактиром. Он открыл его, высунулся наружу, потянулся обеими руками и втащил в комнату узкий деревянный ящичек.

Он смахнул слой пыли и паутины и открыл ящик. Внутри лежали ключ из темного железа и ключ из блестящей меди. Квоут снова опустился на колени перед сундуком и вставил медный ключ в железную скважину. Он повернул его, медленно и уверенно: влево, вправо, снова влево, тщательно вслушиваясь в слабые щелчки механизма внутри.

Потом он взял железный ключ и вставил его в медный замок. Этот ключ он поворачивать не стал. Он вдвинул его глубоко в замок, потом наполовину вытащил, потом снова задвинул внутрь и, наконец, вытащил плавным и быстрым движением.

Уложив ключи обратно в ящичек, он опять взялся за крышку с двух сторон, так же, как раньше.

— Откройся! — сказал он сквозь зубы. — Откройся, черт бы тебя побрал! Ну, эдро!

И потянул крышку вверх. Спина и плечи напряглись от усилия.

Крышка не шелохнулась. Квоут тяжко вздохнул и наклонился вперед, упершись лбом в прохладное черное дерево. На выдохе плечи у него ссутулились, и весь он стал маленьким и несчастным, бесконечно усталым и куда старше своих лет.

Однако на лице его не отражались ни удивление, ни скорбь. Только покорность судьбе. Как у человека, наконец получившего дурные вести, которые он давно ожидал.

ГЛАВА 152
БУЗИНА

Это была плохая ночь для того, чтобы спать под открытым небом.

Ближе к вечеру наползли тучи, как будто небо затянули серой простыней. Дул резкий, порывистый ветер, то и дело принимался идти дождь, который налетал ливнями, а потом переходил в мелкую морось.

И тем не менее двое солдат, заночевавших в кустах у дороги, похоже, были всем довольны. Они нашли поленницу, сложенную дровосеком, и разложили такой высокий и жаркий костер, что ливень с ним ничего поделать не мог — дрова только плевались да шипели.

Солдаты громко болтали, заливаясь безудержным гоготом людей, которые слишком пьяны, чтобы тревожиться из-за непогоды.

Наконец из темного леса вышел третий, аккуратно переступив через ствол ближайшего поваленного дерева. Он был мокрый, возможно, насквозь, и его черные волосы липли ко лбу. Когда солдаты его увидели, они вскинули бутылки и радушно приветствовали его.

— А мы и не знали, доберешься ты сюда или нет, — сказал белокурый. — Дерьмовая ночка. Но, конечно, тебе следует получить свою треть, это будет честно.

— Да ты же промок до костей! — сказал бородач, протягивая плоскую желтую бутылку. — На-ка, хлебни! На вкус что-то такое фруктовое, но валит наповал, как конское копыто.

207