Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 26

Оставшись в лагере один, я расплавил купленные у лудильщика свечи и изготовил две маленькие куколки. Мне хотелось сделать это уже несколько дней, но изготовление восковой куклы даже в Университете считалось занятием сомнительным. А уж тут, в Винтасе… довольно будет сказать, что я счел за лучшее это не афишировать.

Получилось не особенно изящно. Свечное сало далеко не так удобно лепить, как симпатический воск. Однако даже самая грубая кукла может стать страшным оружием. И со временем, как в моей дорожной сумке окажется пара таких кукол, я буду куда лучше готов ко всяким неожиданностям.

Я стирал с пальцев остатки свечного сала, когда Темпи вернулся после купания, голенький, в чем мать родила. Годы актерской выучки помогли мне сохранить невозмутимое выражение лица, но я еле сдержался.

Темпи развесил мокрую одежду на ближайшем суку и подошел ко мне, нимало не смущаясь и не стыдясь.

Он протянул мне правую руку, большой и указательный палец которой были собраны в щепоть.

— Что это?

Он чуть раздвинул пальцы, чтобы мне было виднее.

Я пригляделся, радуясь, что мне есть на что отвлечься.

— Это клещ.

Оказавшись так близко, я невольно снова обратил внимание на его шрамы: еле заметные линии, исчертившие руки и грудь. После обучения в медике я научился определять происхождение шрамов и видел, что шрамы Темпи не имеют ничего общего с широкими розовыми полосами, какие остаются после глубокой раны, рассекшей все слои кожи, подкожного жира и мышцы под кожей. Эти раны были поверхностными. Но их было множество. Я невольно спросил себя, сколько же лет он служит в наемниках, что шрамы у него такие старые. Он выглядел немногим старше двадцати.

Темпи разглядывал тварь, зажатую между пальцами, не замечая, что я разглядываю него.

— Оно кусает. Меня кусает. Кусает — и остается!

Его лицо оставалось бесстрастным, как всегда, но в тоне слышался легкий оттенок отвращения. И левая рука подергивалась.

— А что, в Адемре клещей нет?

— Нет.

Он попытался растереть клеща между пальцами.

— Не давить!

Я жестами показал ему, как раздавить клеща между ногтями, что Темпи и проделал с некоторым злорадством. Он выбросил клеща и побрел к своему спальнику. Не давая себе труда одеться, он принялся вытаскивать и перетрясать всю свою одежду.

Я старался не смотреть на него, в глубине души подозревая, что именно сейчас вернутся из Кроссона Дедан и Геспе.

По счастью, они не вернулись. Минут через пятнадцать Темпи достал сухие штаны и натянул их, предварительно тщательно осмотрев.

Не надевая рубашки, он подошел ко мне.

— Ненавижу клещ! — объявил он.

Говоря это, Темпи сделал левой рукой резкий жест, как будто отряхивал крошки с подола рубахи у бедра. Если не считать того, что рубахи на нем не было и отряхивать было нечего. Более того, я осознал, что он уже делал этот жест раньше.

На самом деле теперь, когда я об этом задумался, то понял, что за последние несколько дней минимум раз шесть замечал этот жест, хотя он никогда не проделывал его столь энергично.

Меня внезапно осенило.

— Темпи! А что это значит?

Я изобразил тот же жест.

Он кивнул.

— Вот это!

Он скорчил мину, изображающую преувеличенное отвращение.

У меня голова пошла кругом, когда я вспомнил последние несколько дней и подумал о том, что Темпи непрерывно подергивался во время разговора. С ума сойти!

— Темпи, — спросил я, — а что, все вот это, — я указал на свое лицо и улыбнулся, потом нахмурился, потом закатил глаза, — это все по-адемски показывают руками?

Он кивнул и одновременно с этим сделал незнакомый жест.

— Вот это! — я указал на его руку. — Это что значит?

Он замялся, потом улыбнулся натянутой, неуклюжей улыбкой.

Я повторил жест: слегка растопырил пальцы и прижал большой палец изнутри к среднему.

— Нет, — сказал он. — Другая рука. Левая.

— Почему?

Он протянул руку и принялся постукивать меня по груди, слева от грудины: тук-тук. Тук-тук. Потом провел пальцем до левой руки. Я кивнул, показывая, что понял. Так ближе к сердцу. Темпи поднял правую руку, стиснул кулак.

— Эта рука — сильная.

Он поднял левую руку.

— Эта рука — умная.

Логично. Вот почему большинство лютнистов зажимают струны левой рукой, а перебирают струны — правой. Левая рука, как правило, действительно ловчее.

Я повторил этот жест левой рукой, растопырив пальцы. Темпи покачал головой.

— Это вот, — сказал он и криво улыбнулся.

Это выражение выглядело на его лице настолько противоестественно, что я с трудом сдержался, чтобы не уставиться на него, разинув рот. Потом я повнимательнее присмотрелся к его руке и слегка переменил положение пальцев.

Он одобрительно кивнул. Лицо его осталось бесстрастным, но теперь я впервые понимал почему.

В следующие несколько часов я узнал, что адемские жесты рук не полностью соответствуют выражению лица. Все было далеко не так просто. Например, улыбка может означать, что вам весело, вы счастливы, вы испытываете благодарность или вы довольны. Вы можете улыбнуться, успокаивая кого-то. Вы можете улыбаться оттого, что вам хорошо или что вы влюблены. Ухмылка или усмешка тоже похожа на улыбку, но означает совсем иное.

Представьте, что вы пытаетесь научить кого-то улыбаться. Представьте, что вы пытаетесь описать, что означает та или иная улыбка и когда именно ее следует использовать в разговоре. Это будет потрудней, чем учиться ходить!

Внезапно многое сделалось понятным. Разумеется, Темпи не смотрел мне в глаза. Какой смысл смотреть в глаза человеку, с которым ты разговариваешь? Надо слушать, что он говорит, а смотреть надо на руки.