Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 53

Я ухватил тело за запястье и поволок его к вершине холма. Мужик был тяжелый, но я этого почти не замечал.

— Мартен, можно воспользоваться твоим мертвым? — машинально спросил я. Я произнес это приятным баритоном, самым ровным тоном, какой я слышал в своей жизни.

Не дожидаясь ответа, я выглянул из-за холма и посмотрел на лагерь. Я увидел, как один из разбойников за стеной натягивает лук для нового выстрела. Я обнажил свой длинный и узкий нож доброй рамстонской стали и мысленно сосредоточился на образе лучника. Стиснул зубы и ударил мертвого часового ножом в почку. Нож вошел в тело медленно, как будто я тыкал не плоть, а тяжелую глину.

Раздавшийся вопль перекрыл раскат грома. Человек рухнул наземь, лук вылетел у него из рук. Другой наемник наклонился, чтобы посмотреть на товарища. Я переключил фокус и пырнул часового в другую почку, на этот раз обеими руками. Раздался второй вопль, еще пронзительнее первого. «Не столько вопль, сколько предсмертный вой», — отстраненно подумал я.

— Не стреляй пока, — спокойно предупредил я Мартена, не отводя глаз от лагеря. — Они еще не знают, где мы.

Я вытащил нож, переключил фокус и хладнокровно вонзил его часовому в глаз. Один из людей за деревянной стеной вскинулся, зажимая лицо руками, из-под пальцев хлестала кровь. Двое его товарищей вскочили, пытаясь утащить его обратно за щиты. Я взмахнул ножом, и один из них рухнул наземь, вскидывая руки к окровавленному лицу.

— Боже милосердный! — ахнул Мартен. — Боже мой, Боже мой!

Я приставил нож к горлу часового и окинул лагерь взглядом. Они быстро теряли боеспособность: их охватывала паника. Один из раненых продолжал визжать, тонко и пронзительно, его было слышно даже сквозь раскаты грома.

Я увидел, как один из лучников пристальным взглядом обшаривает гребень холма. Я провел ножом по горлу часового — ничего не произошло. Потом вид у лучника сделался озадаченный, он потрогал свое горло. Глаза у него расширились, он заорал. Он бросил свой лук и метнулся на противоположную сторону лагеря, потом обратно, явно пытаясь бежать, но не зная куда.

Однако потом он взял себя в руки и принялся упорно всматриваться в гребень холма вокруг всего лагеря. Падать он не собирался. Я нахмурился, упер нож в горло убитого часового и что было сил налег на него. Руки у меня тряслись, однако же нож вошел в тело, только медленно, как будто я пытался разрезать глыбу льда. Лучник обеими руками ухватился за шею, по рукам заструилась кровь. Он зашатался, споткнулся и рухнул в один из костров. Он бешено заметался, разбрасывая горящие угли, что только усилило всеобщее смятение.

Я прикидывал, куда нанести следующий удар, когда сверкнула молния, ярко озарившая труп. Струи дождя смешались со струями крови, кровь была повсюду. Руки у меня потемнели от крови.

Не желая калечить ему руки, я перевалил тело на живот и принялся стаскивать с него сапоги. Потом снова переключил фокус и принялся резать толстые связки под лодыжками и под коленом. Это искалечило еще двоих человек. Однако нож двигался все медленнее, и руки у меня ныли от напряжения. Труп представлял собой превосходную связь, но единственный источник энергии, который имелся в моем распоряжении, были мои собственные силы. В таких условиях я чувствовал себя, словно режу ножом дерево, а не плоть.

Прошло никак не более двух минут с тех пор, как в лагере поднялась тревога. Я выплюнул воду и позволил своим трясущимся рукам и изможденному разуму немного отдохнуть. Я смотрел на разбойничий лагерь, наблюдая, как нарастают смятение и паника.

Из большой палатки у подножия дуба выбрался еще один человек. Он был одет иначе, чем остальные: на нем была блестящая кольчуга, доходившая почти до колен, и кольчужный капюшон на голове. Он выступил в этот хаос с элегантным бесстрашием, с первого взгляда оценив обстановку. Он принялся отдавать приказы — какие именно, мне было не слышно за шумом дождя и раскатами грома. Его люди успокоились, разошлись по местам, снова взялись за мечи и луки.

Я смотрел, как он шагает по лагерю, и что-то мне это напоминало, а что — непонятно. Он стоял на виду, не трудясь прятаться за спасительными щитами. Он взмахнул рукой, отдавая приказ, и что-то в этом движении показалось мне ужасно знакомым.

— Квоут! — прошипел Мартен. Я обернулся и увидел, что следопыт натянул лук до самого уха. — Я могу подстрелить главаря!

— Давай!

Пропела тетива, и стрела вонзилась главарю в ногу выше колена, пронзила кольчугу, ногу и вышла сквозь кольчугу с другой стороны. Краем глаза я видел, как Мартен плавным движением достал вторую стрелу и наложил ее на тетиву, но не успел он выстрелить, как главарь наклонился. Нет, не согнулся пополам от боли. Просто наклонил голову, чтобы поглядеть на стрелу, что пронзила ему ногу.

Полюбовавшись на нее с секунду, он зажал стрелу в кулаке и обломил оперенный конец древка. Потом протянул руку назад и вытянул стрелу из ноги. Я застыл: он посмотрел прямо на нас и указал в нашу сторону рукой с зажатым в ней обломком стрелы. Отдал короткий приказ, кинул стрелу в костер и непринужденной походкой отправился на другой конец лагеря.

— Тейлу великий, осени меня крылами своими! — забормотал Мартен, уронив руку, державшую тетиву. — Оборони меня от демонов и тварей, что бродят в ночи!

И только «каменное сердце», в котором я пребывал, помешало мне отреагировать подобным же образом. Я снова посмотрел на лагерь — как раз вовремя, чтобы увидеть несколько ощетинившихся луков, направленных в нашу сторону. Я пригнулся и пнул очумевшего следопыта, сбив его с ног в тот момент, когда стрелы прогудели у нас над головой. Мартен упал, стрелы из его колчана рассыпались по грязному склону.