Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 67

Пламя ее гнева слегка улеглось, однако, когда она снова заговорила, голос ее звучал напряженно и грозно.

— Мое искусство всего лишь «приятно»?

Казалось, будто она с трудом заставила себя произнести последнее слово. Ее губы от возмущения стянулись в тонкую ниточку.

Я взорвался. Мой голос был как раскаты грома:

— А откуда мне знать, черт побери?! Можно подумать, я занимался этим прежде!

Она отшатнулась, изумленная таким напором, и ярости у нее поубавилось.

— Что ты имеешь в виду? — смущенно спросила она.

— Это самое! — я неуклюже указал на себя, на нее, на подушки, на беседку, где мы сидели, как будто это все объясняло.

Ее гнев окончательно развеялся: я видел, что до нее начинает доходить.

— Так ты…

— Да, — я потупился, щеки у меня вспыхнули. — Я никогда еще не был с женщиной.

Потом я вскинул голову и уставился ей в глаза, как бы говоря: и только попробуй что-нибудь сказать по этому поводу!

Фелуриан немного посидела неподвижно, потом на губах у нее появилась лукавая улыбка.

— Ты рассказываешь мне сказки, мой Квоут.

Я почувствовал, что лицо у меня помрачнело. Нет, я не против, когда меня называют лжецом. Я и есть лжец. Я великолепно умею лгать. Но я терпеть не могу, когда меня называют лжецом, если я говорю чистую правду.

Чем бы ни было вызвано выражение моего лица, похоже, оно ее убедило.

— Но ты был как ласковая летняя гроза! — она стремительно взмахнула рукой. — Как танцор, только вышедший в круг!

Ее глаза озорно сверкнули.

Я это запомнил на будущее, для поднятия самооценки. И ответил слегка уязвленно:

— Ну, я ведь не совсем уж простофиля! Я читал про это в книгах…

Фелуриан захихикала, как ручеек.

— Ты учился этому по книжкам!

Она смотрела так, словно не могла решить, стоит ли принимать меня всерьез. Рассмеялась, умолкла, снова рассмеялась. Я не знал, обижаться или не стоит.

— Ну, ты тоже замечательная! — торопливо сказал я, понимая, что говорю как недавно пришедший гость, делающий хозяйке комплимент по поводу салата. — На самом деле я читал, что…

— Книжки? Книжки! Ты сравниваешь меня с книжками?!

Ее гнев обрушился на меня. Потом, не сделав паузы даже затем, чтобы перевести дух, Фелуриан снова расхохоталась, звонко и радостно. Ее смех звучал дико, точно тявканье лисы, чисто и отчетливо, как птичья трель поутру. Нечеловеческий смех.

Я снова сделал невинное лицо.

— А разве так не всегда бывает?

Я заставлял себя оставаться внешне спокойным, хотя внутренне готовился к очередной вспышке гнева.

Она только выпрямилась.

— Я — Фелуриан!

Она не просто назвала себя. Она торжественно объявила это. Как будто подняла гордое знамя, реющее на ветру.

Я на миг поймал ее взгляд, потом вздохнул и опустил глаза к лютне.

— Прости меня за эту песню. Я не думал тебя оскорбить.

— Она была прекраснее заката! — возразила она так, будто вот-вот разрыдается. — Но… «приятна и мила»?!

Похоже, это уязвило ее до глубины души.

Я уложил лютню обратно в футляр.

— Прости. Исправить я ее не смогу, пока мне не с кем сравнивать…

Я вздохнул.

— Жалко, хорошая была песня. Люди бы ее пели тысячу лет и даже больше.

В моем голосе звучало неподдельное сожаление.

Фелуриан просияла, словно обрадовавшись этой идее, но потом ее глаза прищурились. Она взглянула на меня так, словно пыталась прочесть что-то, написанное на внутренней стороне моего черепа.

Она поняла. Она поняла, что я пытаюсь использовать неоконченную песню как выкуп. Невысказанная мысль была очевидна: если я не уйду отсюда, я не смогу закончить песню. Если ты меня не отпустишь, этих прекрасных слов, которые я сложил о тебе, никто никогда не услышит. Если мне не удастся вкусить плодов, которые могут предложить смертные женщины, я никогда не узнаю, как ты искусна на самом деле.

Мы с Фелуриан сидели среди подушек под вечно сумеречным небом и смотрели друг на друга. Она держала бабочку, моя рука покоилась на гладком боку лютни. Двое вооруженных до зубов рыцарей, встретившихся взглядом посреди кровавого поля брани, и то не могли бы смотреть друг на друга так пристально.

Фелуриан медленно произнесла, проверяя мою реакцию:

— А если ты уйдешь, ты окончишь ее?

Я попытался сделать удивленное лицо, но мне ее было не одурачить. Я кивнул.

— А ты вернешься ко мне, чтобы ее спеть?

Вот тут я удивился по-настоящему. Я не рассчитывал, что она об этом попросит. Я понимал, что во второй раз мне от нее не уйти. Я заколебался, но лишь на краткий миг. Полбуханки лучше, чем ничего. Я кивнул.

— Обещаешь?

Я снова кивнул.

— С поцелуем обещаешь?

Она закрыла глаза и запрокинула голову, словно цветок, купающийся в солнечных лучах.

Жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от подобных предложений. Я подвинулся к ней, привлек к себе ее нагое тело и принялся целовать ее так старательно, как только позволял мой скудный опыт. Похоже, ее это устраивало.

Когда я отстранился, она посмотрела на меня снизу вверх и вздохнула.

— Твои поцелуи — как снежинки у меня на губах.

Она опустилась на подушки, положив голову на руку. Ее свободная рука гладила меня по щеке.

Сказать, что она была очаровательна, значило бы ничего не сказать, так что я этого говорить не стану. Я осознал, что последние несколько минут она больше не пытается внушить мне желание — по крайней мере, своими сверхъестественными способами.

Она легонько коснулась губами моей ладони и отпустила мою руку. И осталась лежать неподвижно, внимательно глядя на меня.