Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 80

Некоторые из бабочек, порхающие вокруг цветов, были лиловые с черным или синие с черным, такие же, как на прогалине Фелуриан. Другие были целиком ярко-зеленые, или желтые с серым, или серебристо-голубые. Но мое внимание привлекла одинокая крупная красная бабочка, малиново-алая с тонюсенькими золотыми прожилками. Крылья у нее были больше моей ладони. Она залетела поглубже в листву в поисках свежих цветов.

Внезапно ее крылышки беспомощно затрепыхались. Они оторвались и порознь слетели на землю, точно падающие осенние листья.

И только проводив их взглядом к подножию дерева, я понял, в чем дело. Там не было отдыхающих бабочек… земля была усеяна безжизненными крылышками. Тысячи и тысячи крылышек устилали траву в тени дерева подобно самоцветному одеялу.

— Красные бабочки оскорбляют мое эстетическое чувство, — холодно и сухо заявил голос с дерева.

Я отступил на шаг, взглядываясь в густой балдахин плакучих ветвей.

— Ну и манеры у тебя! — поддел меня сухой голос. — Даже не представился! Да еще и пялишься!

— Прошу прощения, сударь, — серьезно ответил я. Потом вспомнил цветы на дереве и поправился: — Сударыня. Но я никогда прежде не разговаривал с деревьями и оттого слегка растерялся.

— Да уж, оно и видно! Я тебе не дерево. Так же, как человек — не стул. Я — Ктаэх. Тебе повезло, что ты меня нашел. Многие позавидовали бы твоей удаче.

— Удаче? — переспросил я, пытаясь разглядеть, кто же все-таки разговаривает со мной из ветвей. В памяти шевелился обрывок старой истории, кусок народной легенды, которую я прочел, пока искал сведения о чандрианах…

— Ты — оракул! — сказал я.

— Оракул? Оригинально. Не пытайся лепить на меня ярлыки. Я — Ктаэх. Я есмь. Я вижу. Я знаю.

Пара переливчатых, синих с черным крылышек порознь опустилась на землю там, где только что была бабочка.

— Иногда я говорю.

— Мне казалось, тебя оскорбляют красные бабочки.

— А красных не осталось, — равнодушно пояснил голос. — Синие же смотрятся несколько слащаво.

В ветвях что-то мелькнуло, и еще одна пара сапфировых крылышек, медленно кружась, начала опускаться на землю.

— Ты же новый людь Фелуриан, да?

Я замялся, но сухой голос продолжал так, будто я ответил:

— Ну да, так и есть. От тебя несет железом. Самую малость. И все равно странно, как она это выносит.

Пауза. Что-то мелькнуло в ветвях. Слегка колыхнулся десяток листочков. Еще одна пара крылышек затрепыхалась и принялась опускаться на землю.

— Ну давай, — продолжал голос, который теперь доносился с другой стороны дерева, хотя обладателя его по-прежнему не видно было в листве. — Наверняка у любопытного мальчика найдется пара вопросов. Давай. Спрашивай. Твое молчание меня оскорбляет.

Я поколебался, потом сказал:

— Пожалуй, у меня и впрямь найдется пара вопросов.

— Ах-ха-а! — медленно и удовлетворенно протянул голос. — То-то же!

— Что ты можешь рассказать мне об амир?

— Пф-фш-ш! — в голосе послышалось раздражение. — В чем дело? Чего ты осторожничаешь? Зачем ходишь вокруг да около? Спрашивай про чандриан, и дело с концом!

Я застыл, ошеломленный и безмолвный.

— Удивлен? А что тебя удивляет? Боже, мальчик, ты же как прозрачный пруд! Сквозь тебя видно на три метра в глубину, а там всей и глубины-то не больше метра!

В ветвях снова мелькнуло, и сразу две пары крылышек закружились в воздухе — одна синяя, другая лиловая.

Мне померещилось, что в ветвях показалось нечто жилистое, однако оно тут же исчезло в бесконечном колыхании дерева.

— А лиловую за что? — спросил я, просто затем, чтобы что-нибудь спросить.

— А так, из вредности, — ответил голос. — Из зависти к ее невинности и беззаботности. И вообще, они такие миленькие, мне это приелось. Так же, как и преднамеренное невежество.

Пауза.

— Ну так что, ты же хочешь спросить у меня про чандриан?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть.

— Да тут, на самом деле, и рассказывать-то особо нечего, — легкомысленно сообщил голос. — Однако же тебе лучше называть их просто «Семеро». А то к слову «чандрианы» за все эти годы налипло столько побасенок. Прежде-то эти названия были взаимозаменяемыми, но в наше время, если сказать «чандрианы», всем сразу приходят на ум людоеды, грызни и бука. Ужасно глупо!

Последовала долгая пауза. Я стоял неподвижно, пока не сообразил, что существо ждет моей реакции.

— А дальше? — спросил я. Мой голос мне самому показался ужасно чужим.

— А тебе зачем? — мне померещилась игривая нотка.

— Потому что мне надо знать, — ответил я, пытаясь придать своему голосу хоть немного твердости.

— Надо? — скептически переспросил Ктаэх. — С чего это вдруг? Возможно, университетские магистры знают ответы на вопросы, которые ты ищешь. Но тебе они не скажут, даже если ты спросишь, а ты не спросишь. Ты для этого слишком гордый. Слишком умный, чтобы просить помощи. Слишком заботишься о собственной репутации.

Я попытался ответить, но сумел выдавить только сухой хрип. Я сглотнул и начал заново:

— Ну, пожалуйста! Мне надо это знать. Они убили моих родителей.

— Ты что, собираешься убить чандриан? — голос звучал завороженно, почти ошарашенно. — Взять, выследить их и убить, и все это в одиночку? Ничего себе! И как же ты собираешься это сделать? Хелиакс живет на свете целых пять тысяч лет. Пять тысяч лет, и ни секунды сна.

Впрочем, полагаю, тебе хватит ума отправиться искать амир. Даже такой гордец, как ты, способен понять, что без помощи не справиться. Возможно, орден и согласится тебе помочь. Беда в том, что отыскать их не проще, чем самих Семерых. Ай-яй-яй! Что же делать нашему отважному мальчугану?