Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 84

Баст кивнул.

— И он злой, Реши.

Квоут продолжал размышлять вслух:

— Это означает, что любой, на кого повлиял Ктаэх, становится стрелой, пущенной в будущее.

— Стрела, Реши, может поразить только одного, — черные глаза Баста были пусты и безнадежны. — А тот, на кого повлиял Ктаэх, — это чумной корабль, плывущий в гавань.

Баст указал на полуисписанный листок, который держал на коленях Хронист.

— Если бы ситхе знали, что этот текст существует, они не пожалели бы сил, чтобы его уничтожить. Они убили бы нас всех за то, что мы слышали, что сказал Ктаэх.

— Потому что все и всё, что уносит влияние Ктаэха прочь от дерева… — сказал Квоут, глядя на свои руки. Он долго сидел молча и задумчиво кивал. — Значит, юноша, ищущий счастья, приходит к Ктаэху и уносит оттуда цветок. Королевская дочка смертельно больна, и он приносит цветок, чтобы ее исцелить. Они влюбляются друг в друга, невзирая на то, что она помолвлена с принцем соседнего королевства…

Баст тупо смотрел на Квоута.

— В одну прекрасную лунную ночь они отваживаются бежать, — продолжал Квоут. — Однако юноша оступается и падает с крыши, и беглецов хватают. Принцессу выдают замуж против ее воли, и в первую брачную ночь она убивает своего принца ударом кинжала. Принц умирает. Начинается война. Поля горят, почвы засаливаются. Голод. Чума…

— Это история Фастингсвейской войны, — тихо произнес Баст.

Квоут кивнул.

— Это одна из историй, что рассказывала мне Фелуриан. До сих пор я не понимал, при чем тут цветок. Про Ктаэха она не упоминала.

— Она бы и не стала про него упоминать, Реши. Это считается дурной приметой.

Баст покачал головой.

— Даже нет, не так. Это как плюнуть ядом кому-то в ухо. Так просто не делают.

К Хронисту отчасти вернулось присутствие духа, и он снова подвинулся к столу, не выпуская из рук драгоценный листок. Он нахмурился, глядя на столешницу, треснутую и залитую пивом и чернилами.

— Видно, у этого создания та еще репутация, — сказал он. — И все же мне не верится, что оно так уж опасно…

Баст посмотрел на Хрониста, словно не веря своим ушам.

— Железо и желчь! — негромко произнес он. — Ты что думаешь, я маленький, что ли? Ты думаешь, я не способен отличить истину от баек, что рассказывают в ночи у костра?

Хронист примирительно помахал рукой.

— Да нет, я вовсе не это хотел…

Баст, не сводя глаз с Хрониста, положил свою окровавленную ладонь плашмя на стол. Дерево заскрипело, треснутые доски с хрустом сомкнулись и стали на место. Баст поднял ладонь, потом хлопнул ею по столу, и темные ручейки чернил и пива внезапно скрутились и обернулись угольно-черной вороной. Ворона захлопала крыльями, сорвалась с места и сделала круг по залу.

Баст поймал ее обеими руками, небрежно разорвал птицу пополам и подбросил половинки в воздух, где они взорвались клубами кроваво-алого пламени.

Все это случилось не более чем за один вздох.

— Все, что тебе известно о фейе, поместится в наперстке, — сказал Баст тусклым, ровным тоном, глядя на Хрониста совершенно безо всякого выражения на лице. — Как же ты смеешь сомневаться в моих словах? Ты ведь понятия не имеешь, кто я такой!

Хронист окаменел, но глаз не отвел.

— Клянусь своим языком и зубами, — твердо и решительно сказал Баст. — Клянусь дверьми из камня. Трижды тысячу раз вам говорю — ни в моем, ни в вашем мире нет ничего опаснее Ктаэха.

— Не надо, Баст, — тихо ответил Квоут. — Я тебе верю.

Баст обернулся, посмотрел на Квоута и ссутулился у себя на стуле.

— Эх, Реши, лучше бы ты мне не верил!

Квоут криво улыбнулся.

— Значит, после того как ты встретился с Ктаэхом, любой твой выбор будет неверен.

Баст покачал головой. Лицо у него побледнело и вытянулось.

— Нет, Реши. Любой твой выбор приведет к катастрофе. Иакс говорил с Ктаэхом перед тем, как похитил луну, что привело к войне творения. Ланре говорил с Ктаэхом перед тем, как погубил Мир Тариниэль. Создание Безымянных. Скендины. Все это восходит к Ктаэху.

Лицо Квоута застыло.

— Что ж, по крайней мере, я очутился в интересной компании, а? — сухо сказал он.

— Мало того, Реши, — сказал Баст. — В наших пьесах, если на декорациях в отдалении изображено дерево Ктаэха, сразу становится ясно, что это будет самая жуткая трагедия. Его рисуют нарочно, чтобы зрители знали, чего ожидать. Чтобы они знали, что кончится все хуже некуда.

Квоут долго-долго смотрел на Баста.

— Ах, Баст, — тихо сказал он своему ученику. И улыбнулся, мягко и грустно. — Я же понимаю, что за историю я рассказываю. Это далеко не комедия.

Баст смотрел на него пустым, безнадежным взглядом.

— Но, Реши…

Он пошевелил губами, как бы пытаясь подобрать нужные слова, — и не сказал ничего.

Рыжий трактирщик обвел жестом пустой зал.

— Это же конец истории, Баст. И все мы это знаем, — Квоут говорил спокойным, скучным тоном, словно вчерашнюю погоду обсуждал. — Я прожил занятную жизнь, и эти воспоминания не лишены приятности. Но…

Квоут перевел дух и медленно выдохнул воздух.

— Но это отнюдь не приключенческий роман. Не легенда, где герои воскресают из мертвых. Не воодушевляющий эпос, призванный будоражить кровь. Нет. Все мы знаем, что это за история.

Мгновение казалось, будто он вот-вот скажет что-то еще, но вместо этого его взгляд рассеянно блуждал по пустынному трактиру. Лицо его было спокойно: ни гнева, ни горечи.

Баст стрельнул глазами в сторону Хрониста, но на этот раз в его взгляде не было пламени. Ни гнева. Ни ярости. Ни властного приказа. Глаза Баста были отчаянные, молящие.