Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 86


К оглавлению

86

Фелуриан кинулась ко мне, радостно хохоча, словно я только что выиграл в какую-то игру. Она повисла у меня на шее и расцеловала с неистовством целой дюжины детишек.

Прежде она ни разу не дозволила мне примерить шаэд, и теперь, когда она накинула его на мои обнаженные плечи, я изумился. Он был почти невесомый и мягче самого роскошного бархата. Казалось, будто я накинул на плечи теплый ветерок, тот самый, что ласкал мою кожу на темной лесной поляне, куда Фелуриан водила меня собирать тень.

Я хотел было пойти к озерцу, посмотреться в него, чтобы узнать, как я выгляжу, но Фелуриан накинулась на меня. Повалив меня на землю, она оседлала меня, и шаэд раскинулся под нами, как толстое одеяло. Она собрала его края вокруг нас и принялась целовать меня в грудь и в шею. Горячий язык коснулся моей кожи.

— Теперь, — сказала она мне в ухо, — каждый раз, как твой шаэд будет обнимать тебя, ты станешь думать обо мне, и всякое его прикосновение будет как мое прикосновение.

Она медленно двигалась на мне, прижимаясь ко мне всем своим обнаженным телом.

— И сколько бы женщин у тебя ни было, ты будешь помнить Фелуриан, и ты ко мне вернешься!

* * *

После этого я понял, что мое пребывание в Фейе подходит к концу. Слова Ктаэха застряли у меня в голове, как колючки, и непрерывно гнали меня назад, в мир. То, что я находился на расстоянии броска камнем от убийцы своих родителей и не понял этого, оставило у меня на губах привкус горечи, которого не могли смыть даже поцелуи Фелуриан. К тому же в голове у меня непрерывно крутилось то, что Ктаэх сказал о Денне.

И вот наконец я проснулся и понял, что время настало. Я встал, собрал свою дорожную сумку, оделся — впервые за целую вечность. Было как-то даже странно чувствовать на себе одежду. Сколько же времени меня не было? Я запустил пальцы в отросшую бороду, пожал плечами и отмахнулся от этого вопроса. Что толку гадать, все равно скоро узнаю!

Обернувшись, я увидел Фелуриан, которая с грустным лицом стояла в центре беседки. На миг мне подумалось, что она начнет просить, чтобы я не уходил, но нет, ничего подобного. Она подошла ко мне, окутала меня шаэдом, точно мать, одевающая ребенка, который собирается выйти на мороз. Казалось, даже бабочки, ее спутницы, и те приуныли.

Она несколько часов вела меня через лес, пока мы не пришли к паре высоких серовиков. Она накинула на меня капюшон шаэда и велела закрыть глаза. Потом немного поводила по кругу — и я ощутил, что воздух вокруг слегка изменился. Открыв глаза, я понял, что лес вокруг не тот, через который я шел за секунду до того. Странное напряжение в воздухе исчезло. Это был мир смертных.

Я обернулся к Фелуриан.

— Госпожа моя, — сказал я, — мне нечего дать тебе на память…

— Кроме обещания вернуться.

Ее голос был нежен как лилия, но в нем слышалось предостережение.

Я улыбнулся.

— Я хочу сказать, мне нечего тебе подарить, госпожа.

— Кроме воспоминаний…

Она подалась ближе.

Закрыв глаза, я простился с ней несколькими словами и множеством поцелуев.

И ушел. Мне хотелось бы сказать «даже не обернувшись», но это была бы неправда. Ее вид едва не разбил мне сердце. Она казалась такой крохотной рядом с огромными серыми камнями. Я едва не вернулся, чтобы поцеловать ее снова, всего один разок, на прощание.

Но я понимал, что если вернусь, то никогда уже не сумею уйти. И силой заставил себя пойти дальше.

Когда я обернулся во второй раз, она исчезла.

ГЛАВА 107
ПЛАМЯ

Когда я пришел в трактир «Пенни и грош», солнце давно уже село. Огромные окна трактира сияли светом ламп, у коновязи стояла дюжина лошадей, жующих овес из своих торб. Дверь была распахнута, на темную улицу падал косой квадрат света.

И все же что-то было не так. Не было слышно приятного гомона, который непременно несется по вечерам из любого переполненного трактира. Ни шепота. Ни шороха.

Я в тревоге подкрался ближе. Сразу все волшебные сказки, что я когда-либо слышал, пришли мне на ум. А вдруг меня не было много лет? А то и десятилетий?

Или причина куда более обыденна? Вдруг разбойников было больше, чем мы думали? Вдруг они вернулись, обнаружили, что лагерь разорен, явились сюда и напали на трактир?

Я подобрался к окну, заглянул внутрь и понял, в чем дело.

В трактире было человек сорок-пятьдесят. Они сидели за столами, на лавках, стояли вдоль стойки. И все затаив дыхание слушали того, кто сидел у очага.

Это был Мартен. Он от души хлебнул пива и продолжал:

— Я не мог отвести глаз. Да мне и не хотелось. Но тут Квоут вышел вперед, заслонил меня от нее, и на миг я избавился от ее чар. Я весь облился холодным потом, как будто на меня ведро воды опрокинули. Попытался было его оттащить, но он отпихнул меня и бегом к ней.

Лицо Мартена было изборождено скорбными морщинами.

— А чего ж она адема не забрала и верзилу вашего? — спросил человек с ястребиным лицом, который сидел поблизости, в углу возле очага. Он барабанил пальцами по потертому скриличному футляру. — Кабы вы ее и в самом деле видели, вы бы все за ней побежали!

Народ в зале загомонил в знак согласия.

На это отозвался Темпи, сидевший за соседним столом: его легко было заметить по кроваво-красной рубахе.

— Когда моя расти, я учусь владеть собой.

Он поднял руку и стиснул кулак, поясняя свою мысль:

— Больно. Голод. Жажда. Устал.

Он встряхивал кулаком после каждого слова, давая понять, что способен преодолеть все это.

— Женщины.

На его губах появилась еле заметная улыбка, и он снова тряхнул кулаком, но уже без прежней суровости. По залу пробежал смешок.

86