— А что это за дерево?
Их молчание было достаточно красноречиво.
Я поднял голову и встретился с ними взглядом.
— Я смотрю, тут у вас и опереться практически не на что, а?
Я улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, а то вдруг оскорбятся.
Алверон подался вперед.
— Согласитесь, — сказал он с плохо скрываемым возбуждением, — это замечательный вопрос! Вы уже прежде продемонстрировали мне свою смекалку.
Его глаза сверкнули серым.
— И что она вам подсказывает на этот раз?
— Это фамильное достояние, — небрежно сказал я. — Очень древнее…
— И насколько оно древнее, как вам кажется? — жадно перебил Алверон.
— Около трех тысяч лет, — сказал я. — Плюс-минус…
Мелуан застыла в изумлении.
— Я так понимаю, мои догадки близки к вашим?
Она безмолвно кивнула.
— Резьба, несомненно, стерлась за долгие годы использования…
— Резьба? — переспросил Алверон, подавшись вперед.
— Еле заметная, — сказал я, закрыв глаза. — Но я чувствую ее на ощупь.
— Я ничего подобного не почувствовал.
— Я тоже, — сказала Мелуан. Ее это, похоже, несколько задело.
— У меня чрезвычайно чувствительные руки, — честно сказал я. — Это необходимо для моей работы.
— Для магии? — спросила она. В ее голосе слышался старательно скрываемый оттенок детского благоговения.
— И для музыки тоже, — сказал я. — Вы позволите?
Она кивнула. Я взял ее руку в свою и приложил ее к крышке ларца.
— Вот. Чувствуете?
Она сосредоточенно нахмурила лоб.
— Может быть, чуть-чуть…
Она отвела руку.
— Вы уверены, что это резьба?
— Она слишком правильная, чтобы появиться случайно. Как такое может быть, что вы не заметили этого прежде? Неужели в ваших семейных летописях об этом ничего не говорится?
Мелуан была ошеломлена.
— Никому бы и в голову не пришло записывать что-то связанное с Ларцом Лоэкласов! Разве я не говорила, что это тайна из тайн?
— Покажите-ка, — сказал Алверон. Я положил его пальцы на рисунок. Он нахмурился.
— Ничего не чувствую. Должно быть, пальцы у меня слишком старые… Может, это надпись?
Я покачал головой.
— Это орнамент вроде арабесок. Но он не повторяется, он меняется…
Тут меня осенило.
— Должно быть, это иллийское узелковое письмо!
— Вы можете его прочесть? — спросил Алверон.
Я провел пальцами по ларцу.
— Я недостаточно знаю иллийский, чтобы прочесть самый простой узел, даже держа в руках веревку.
Я покачал головой.
— Кроме того, за три тысячи лет узелки наверняка изменились. Но я знаю нескольких людей в Университете, которые, возможно, могли бы это перевести.
Алверон взглянул на Мелуан, но та твердо покачала головой.
— С чужими я об этом говорить не стану.
Маэр, похоже, был разочарован ответом, но настаивать не стал. Вместо этого он снова обернулся ко мне.
— Позвольте задать вам ваши же собственные вопросы. Что это за дерево?
— Оно протянуло три тысячи лет, — принялся я рассуждать вслух. — Оно пустое внутри и тем не менее тяжелое. Значит, это должно быть медленно растущее дерево, хорнвуд или реннел. А его цвет и вес заставляют думать, что в нем содержится много металла, как в роу. Может быть, железа и меди…
Я пожал плечами.
— Это все, на что я способен.
— Что там внутри?
Я надолго задумался, прежде чем ответить.
— Нечто поменьше солонки… — начал я. Мелуан улыбнулась, но Алверон чуть заметно нахмурился, и я поспешно продолжал: — Оно металлическое, судя по тому, как смещается вес, когда я наклоняю ларец.
Я зажмурился и стал вслушиваться в приглушенный стук содержимого, перекатывающегося внутри ларца.
— Нет. Судя по весу, оно стеклянное либо каменное.
— Драгоценность, — сказал Алверон.
Я открыл глаза.
— Не обязательно. Теперь эта вещь, конечно, драгоценна благодаря своей древности и тому, что она столько времени хранилась в семье. Кроме того, она ценна тем, что с ней связана тайна. Но была ли она драгоценной изначально? — я пожал плечами. — Кто знает?
— Но под замок прячут обычно драгоценности, — заметил Алверон.
— Вот именно! — я поднял ларец, демонстрируя его гладкую поверхность. — А на этом ларце нет замка. На самом деле, возможно, его заперли таким образом нарочно. Возможно, там нечто опасное.
— Отчего вы так думаете? — с любопытством спросил Алверон.
— Но для чего столько хлопот? — возразила Мелуан. — Зачем хранить нечто опасное? Если вещь опасна, ее уничтожают.
И сама же ответила на свой вопрос, едва задав его:
— Разве что она не только опасна, но и драгоценна…
— Возможно, она слишком полезна, чтобы ее уничтожать, — предположил Алверон.
— Возможно, ее нельзя уничтожить, — сказал я.
— Последнее вернее всего, — сказал Алверон, еще сильнее подавшись вперед. — И как же он открывается?
Я долго смотрел на ларец, вертел его в руках, нажимал на стенки. Водил пальцем по узорам, нащупывая шов, незаметный глазу. Я встряхивал ларец, пробовал на вкус воздух рядом с ним, подносил его поближе к свету…
— Понятия не имею! — признался я.
Алверон несколько сник.
— Ну, полагаю, это было бы слишком хорошо… Быть может, тут не обошлось без магии?
Я замялся, не желая ему объяснять, что подобная магия бывает только в сказках.
— Если и да, я подобной магией не владею.
— А вам никогда не приходило в голову просто взять и распилить его? — спросил Алверон у жены.
На лице Мелуан отразился такой же ужас, какой испытал я от этого предложения.