Я стиснул зубы, раздираемый смятением, смущением и страхом. Я был чересчур смел, я все испортил, как все время и боялся! Когда же это я утратил контроль над разговором?
— Прошу прощения? — тупо переспросил я.
— Есть за что!
Денна одернула одежду, двигаясь с несвойственной ей скованностью, и запустила пальцы в волосы, заплетая их в толстую косу. Ее руки сплетали пряди в замысловатые узелки, и на секунду я разобрал, ясно, как день: «Не разговаривай со мной».
Может, я и тупой, но такой недвусмысленный знак даже я способен понять. Я закрыл рот, прикусил язык и не сказал того, что собирался сказать.
Потом Денна увидела, что я смотрю на ее волосы, и поспешно отдернула руки, не завязав косу. Волосы быстро распустились и упали ей на плечи. Она сцепила руки на груди и принялась нервно крутить одно из своих колец.
— Постой-ка! — сказал я. — Чуть не забыл.
И полез во внутренний карман своего камзола.
— У меня ведь для тебя подарок.
Она посмотрела на мою протянутую руку и недовольно поджала губы.
— И ты тоже? — сказала она. — А я-то честно думала, будто ты не такой, как все!
— Надеюсь, что так и есть, — сказал я и разжал кулак. Я отполировал его, и солнце заиграло в гранях бледно-голубого камня.
— Ой! — Денна зажала рот ладонью, и глаза у нее вдруг наполнились слезами. — Это оно, да?
Она потянулась за ним обеими руками.
— Оно, — сказал я.
Она повертела его в руках, потом сняла одно из новых колец и надела его на палец.
— Оно! — восторженно повторила она, и несколько слезинок скатились по ее щекам. — А как ты вообще…
— У Амброза забрал, — сказал я.
— Ой… — сказала Денна. Она переступила с ноги на ногу, и я почувствовал, как между нами вновь возникло молчание.
— Да это было не так уж сложно, — сказал я. — Жалко только, что это заняло так много времени.
— Я даже не знаю, как тебя благодарить!
Денна потянулась ко мне и сжала мою руку между своими ладонями.
Вы можете подумать, будто это помогло. Что подарок и соединенные руки все исправили. Но молчание вернулось вновь и сделалось гуще прежнего. Такое густое, хоть на хлеб мажь. Бывает молчание, которое не разгонишь никакими словами. И, хотя Денна коснулась моей руки, она ее не держала. Разница огромная.
Денна посмотрела на небо.
— Погода портится, — сказала она. — Пошли, пожалуй, обратно, пока дождь не начался.
Я кивнул, и мы ушли. Когда мы уходили, на лужайку у нас за спиной набежала тень от туч.
У Анкера было пусто, только за одним из столиков в глубине зала сидели Сим и Фела. Я подошел к ним и сел, привалившись спиной к стене.
— Ну, что? — спросил Сим, как только я опустился на сиденье. — Как все прошло вчера?
Я проигнорировал вопрос: мне не особо хотелось обсуждать эту тему.
— А что было вчера? — с любопытством спросила Фела.
— А он вчера провел день с Денной, — сообщил Сим. — Целый день!
Я пожал плечами.
Сим несколько поутратил энтузиазм.
— Что, все не так хорошо?
— Не особенно, — сказал я. Я посмотрел в сторону стойки, поймал взгляд Лорел и подал ей знак принести мне того, что есть в котле.
— Взгляд с точки зрения дамы тебя интересует? — мягко осведомилась Фела.
— Ну, меня устроит и твой.
Симмон заржал, Фела поморщилась.
— Ну ладно, я тебе все равно помогу, — сказала она. — Расскажи тетушке Феле все как было.
И я пересказал ей основные события. Я изо всех сил старался полностью описать ситуацию, но самая суть как будто не желала поддаваться объяснениям. И, когда я попытался изложить все словами, вышло глупо.
— Ну, и все, — сказал я через несколько минут неуклюжего повествования. — Или, по крайней мере, с меня довольно об этом. Она вводит меня в замешательство, как ничто на свете.
Я колупал пальцем щепку, отставшую от столешницы.
— Терпеть не могу, когда я чего-то не понимаю!
Лорел принесла мне теплого хлеба и миску картофельного супа.
— Что-нибудь еще? — спросила она.
— Да нет, спасибо!
Я улыбнулся ей, потом проводил взглядом ее бедра, пока она возвращалась за стойку.
— Так, ну ладно! — деловито сказала Фела. — Начнем с твоих плюсов. Ты обаятелен, хорош собой и безукоризненно вежлив с женщинами.
Сим расхохотался.
— Разве ты не видела, как он сейчас пялился на Лорел? Он первый бабник на свете! Он смотрит на женщин больше, чем мог бы я, даже если бы отрастил себе две головы и обе вращались во все стороны, как у совы!
— Это верно, — признался я.
— Смотреть можно по-разному, — сказала Фела Симмону. — Некоторые мужчины так на тебя глазеют, что сразу чувствуешь себя грязной. Хочется пойти и вымыться. А другие мужчины умеют смотреть так, что становится приятно. Помогает чувствовать себя красивой.
Она рассеянно поправила волосы.
— Ну, тебе-то об этом напоминать не требуется, — сказал Симмон.
— Напоминать требуется всем, — сказала она. — Но с Квоутом все иначе. Он так серьезно к этому относится… Когда он на тебя смотрит, сразу чувствуешь, что все его внимание сосредоточено на тебе.
Она расхохоталась, видя, что мне сделалось неловко.
— Это одна из тех вещей, которые мне понравились в тебе, когда мы познакомились.
Симмон заметно помрачнел, и я постарался сделаться как можно более незаметным.
— Но с тех пор, как ты вернулся, это стало почти осязаемым, — сказала Фела. — Теперь, когда ты на меня смотришь, в голове у тебя явно что-то творится. Что-то вроде сладких плодов, теней и света фонариков. Что-то безумное, где эльфийские девы танцуют под лиловым небом. Что-то ужасное на самом деле. И мне это нравится.