Страхи мудреца. Книга 2 - Страница 78

К оглавлению

78

Она остановилась и сурово взглянула на меня.

— И остаются там, уже навеки.

Фелуриан сделала еще шаг назад, увлекая меня за собой.

— А в мире, где тебе неведом путь, нетрудно невзначай и утонуть!

Я сделал еще шаг в ее сторону — и потерял опору под ногами. Рука Фелуриан внезапно разжалась, и темные воды сомкнулись над моей головой. Я принялся отчаянно барахтаться, ничего не видя, захлебываясь, пытаясь вырваться обратно на поверхность.

После нескольких долгих, жутких мгновений рука Фелуриан подхватила меня и выволокла на воздух, так легко, словно я весил не больше котенка. Она подтащила меня вплотную к себе. Ее темные глаза холодно блестели.

Когда она заговорила, ее голос звучал очень отчетливо:

— Запомни это ты хотя бы так. Знай: мудреца страшит безлунный мрак!

ГЛАВА 103
УРОКИ

Время шло. Фелуриан водила меня в сторону Дня, в чащу даже более древнюю и величественную, чем та, что окружала ее сумеречную прогалину. Мы там забирались на деревья, огромные, как горы. На верхних ветвях чувствовалось, что огромное дерево раскачивается на ветру, точно корабль на морских волнах. Там, где вокруг не было ничего, кроме бескрайнего синего неба и медленных колебаний дерева под нами, Фелуриан обучила меня «плющу на дубе».

Я пытался обучить Фелуриан игре в тэк, но обнаружил, что эта игра ей уже знакома. Она непринужденно обыграла меня, и при этом играла так мило, что Бредон разрыдался бы от счастья.

Я немного обучился языку фейе. Чуть-чуть. Самую малость.

По правде говоря, если уж быть до конца честным, следует признаться, что в своих попытках выучить язык фейе я потерпел самое позорное поражение. Фелуриан была не самым терпеливым наставником, а язык оказался невероятно сложным. Мое невежество оказалось столь удручающим, что Фелуриан в конце концов запретила мне пытаться разговаривать на этом языке в ее присутствии.

В общем и целом я сумел выучить несколько фраз и получил неплохой урок смирения. Полезные вещи.

Фелуриан научила меня нескольким фейенским песням. Запомнить их оказалось труднее, чем песни смертных: их мелодии были чересчур прихотливы и неуловимы. Когда я пытался сыграть их на лютне, струны вели себя как чужие, я путался и спотыкался, как деревенский мальчишка, отродясь не державший в руках лютни. Слова я зазубрил наизусть, понятия не имея, о чем там говорится.

И все это время мы продолжали работать над моим шаэдом. Точнее, работала над ним одна Фелуриан. А я задавал вопросы, смотрел, что она делает, и старался не чувствовать себя любопытным малышом, который путается под ногами на кухне. По мере того как мы притирались друг к другу, вопросы мои делались все настойчивей…

— Но как? — спросил я уже в десятый раз. — Свет ведь ничего не весит, он невеществен. Он ведет себя как волна. Теоретически ты не можешь взять его в руки…

Фелуриан управилась со звездным светом и теперь вплетала в шаэд свет луны. Она ответила, не отрываясь от работы:

— Как много ты думаешь, мой Квоут! Ты слишком умен, чтобы быть счастливым.

Это неприятно походило на то, что я мог бы услышать от Элодина. Но я решительно отмел этот уклончивый ответ.

— Теоретически ты не можешь…

Она ткнула меня локтем, и я увидел, что обе руки у нее заняты.

— Мой нежный и пламенный, — сказала она, — подай-ка мне его!

Она кивнула в сторону лунного луча, который пробился сквозь кроны и падал на землю рядом со мной.

Она говорила знакомым, ненавязчиво-властным тоном, и я, не задумываясь, взялся за лунный луч, как если бы то была свисающая лоза. На миг я ощутил его в пальцах, прохладный и эфемерный. Я замер, ошеломленный, и внезапно лунный луч вновь сделался обычным лучом. Я несколько раз провел сквозь него рукой — никакого эффекта.

Фелуриан улыбнулась, протянула руку и взяла луч так непринужденно, словно ничего естественней и быть не могло. Свободной рукой она погладила меня по щеке, а потом снова занялась своим рукоделием, вплетая прядь лунного света в складки тени.

ГЛАВА 104
КТАЭХ

После того как Фелуриан помогла мне осознать, на что я способен, я принялся активнее помогать в изготовлении шаэда. Фелуриан, похоже, была довольна моими успехами, однако сам я испытывал разочарование. Тут не было ни правил, которым можно следовать, ни фактов, которые следовало запоминать. А потому ни мой проворный ум, ни цепкая актерская память ничем помочь не могли, и мне все казалось, что продвигаюсь я ужасно медленно.

Наконец я уже мог прикасаться к своему шаэду, не страшась его повредить, и менять его форму в соответствии со своими желаниями. Набив руку, я научился превращать его из короткой пелерины в длинную мантию с капюшоном и во что угодно между тем и другим.

И все же нечестно было бы утверждать, что я якобы приложил руку к его изготовлению. Это Фелуриан собрала тени и переплела их луной, огнем и дневным светом. А мой основной вклад состоял в том, что я посоветовал сделать в нем побольше маленьких кармашков.

После того как мы принесли шаэд в самый дневной свет, я решил, что работа наша окончена. Мое предположение утвердилось после того, как мы провели немало времени, купаясь, распевая песни и всячески наслаждаясь обществом друг друга.

Однако каждый раз, как я заговаривал о шаэде, Фелуриан уклонялась от темы. Я был не против, поскольку отвлекала она меня всегда чем-нибудь весьма приятным. Однако у меня сложилось впечатление, что он еще отчасти не закончен.

Как-то раз мы пробудились в объятиях друг друга, около часа целовались, чтобы нагулять аппетит, потом сели завтракать плодами и вкусным белым хлебом с медовыми сотами и оливками.

78